Герой СССР Юрий Бабанский: кровопролития на Даманском можно было избежать

В преддверии 55-й годовщины горьких событий на острове Даманском во Владивостоке побывал Герой Советского Союза, генерал-лейтенант Пограничных войск Юрий Бабанский — один из последних живущих ныне участников тех приграничных боёв с китайцами. Корреспондент «Контингента» присутствовал на встрече с героем в библиотеке им. Горького — такого наплыва горожан здесь не видели давно. Фрагменты общения формата «вопрос-ответ» предлагаем вашему вниманию.

Вкратце напомним, что после китайской провокации в первом бою, 2 марта 1969 года, погиб тридцать один пограничник: застава «Нижне-Михайловка» потеряла двадцать два человека (почти весь её списочный состав) во главе со своим начальником старшим лейтенантом Иваном Стрельниковым. Ещё восемь человек потеряла застава «Кулебякины сопки». Смертью героя пал также оперуполномоченный особого отдела Иманского погранотряда Николай Буйневич. Среди них находился и рядовой Николай Петров, отрядный кинооператор. Его кинокамеру китайцы унесли с собой, но ни наша сторона, ни международные наблюдатели так и не увидели того, что она запечатлела. А утром 15 марта 1969 года китайцы предприняли новое наступление на Даманский, уже более масштабное...

Вопреки долгому перелёту, непростому и для молодых, не то что для ветеранов, Юрий Васильевич не терял бодрости на протяжении всей встречи, длившейся почти два часа.

— Товарищ генерал-лейтенант, сегодня в годовщину событий на Даманском некоторые осторожничают. Такая позиция, что Китай сейчас наш великий друг и союзник, может, не стоит так уж вспоминать, что там было полвека назад. Ваше мнение по этому поводу?

Вопрос о том, нужно ли вспоминать эти события сегодня… не у меня это надо спрашивать, это даже некорректно. Я-то всегда и всюду скажу, что это нужно, это важно и важно не для меня и не для тех ребят, которые похоронены у вас в Приморье, незримо охраняя ваш покой. Это нужно молодежи, чтобы они знали историю и традиции нашего государства, следовали этим трудовым и боевым традициям. Тогда мы будем жить в едином целом жизненном пространстве. А если будем выискивать, что выгодно, а что невыгодно в контексте политических событий, то грош нам цена. Сколько было таких примеров, что мы их зовем «коллеги, партнеры, друзья, братья», а они нам плюют в лицо! Взять тех же прибалтов или украинцев… Я исхожу из того, что на земле бывшего Советского Союза, а то и дальше, все мы русские, хотя моя мама украинка из Черниговской области, а теща почти родственница Тараса Шевченко (смеется). Когда разберёмся с супостатом на Украине, считаю, отношения у нас наладятся, всё будет хорошо.

 

— Из вашей биографии следует, что уволены вы в 1995 году в возрасте 47 лет, в звании генерал-лейтенанта Пограничной службы Украины. Такому молодому генералу ещё служить и служить! С чем же было связано ваше решение?

Тут догадаться несложно. Именно потому, что это уже была Украина, она в тот момент уже дрейфовала в сторону НАТО и других братьев по оружию, которые ей сегодня помогают в борьбе с нами. Мне было там некомфортно служить – пусть это Пограничные войска, но они входили в состав Вооруженных сил Украины. Поэтому я не считал долгом продолжать службу на Украине. В начале 90-х там каждому новому министру обороны надо было давать очередную присягу. Одному такую, другому этакую. В конце концов, нам сказали: да присягайте вы уже, как хотите! И я присягал на службу народу Украины, но, когда с этим народом перестали считаться, я не счёл нужным такую присягу исполнять. Когда я переехал в Россию, все портфели были уже розданы (смеётся), хотя я пытался восстановиться, подавал прошение, но, как видите, остался на вольных хлебах. Живём, трудимся!

— 2 марта, воскресенье 1969 года – как оно для вас началось?

Прежде чем ответить на ваш вопрос, нужно отдать должное Петру Александровичу Иванчишину — сейчас он, увы, уже ушёл из жизни, будучи генерал-майором в отставке, а в те годы являлся сотрудником Политуправления пограничных войск КГБ СССР. Он настоял на исторической формулировке, что на Даманском случился именно пограничный конфликт. В чём разница? А в том, что без привлечения сил регулярной армии, хоть и были погибшие с обеих сторон, но это локальное происшествие. А если участвует армия, то, объявляй её или нет, это уже война.

Я 2 марта, как всегда, ночью был в наряде. Пограничники же ночью службу несут, днем спят. Утром я спал, когда всех нас подняли по команде «тревога!». Для нас в тот момент это не было неожиданностью: тревога и тревога, всё равно каждый знает, что он берёт из вооружения, какую собаку служебную выводит. Нам объяснили, что китайцы со своего пограничного пункта спустились на реку Уссури, что они делали каждый день, хотя это, как вы знаете, была уже наша территория, их заканчивалась на берегу, пересекали невидимую линию госграницы. Когда они видели, что мы выходим на пресечение очередной провокации, они либо убегали, либо, если их было значительно больше, вступали в рукопашный бой. А в эту ночь они пробрались на остров, окопались там, хорошо выпили, разогрелись, и те двадцать человек, которые вышли на лёд — это были подставные провокаторы, чтобы нас заманить.

— Но это ведь была не первая провокация, почему именно 2 марта всё зашло так далеко?

Старший лейтенант Стрельников со своей группой, их было ровно двадцать человек, и старший лейтенант Буйневич из особого отдела — они побежали за китайцами, которые всячески демонстрировали, что якобы испугались. На самом деле наших тянули в засаду: у китайцев весь остров был поделён на сектора, прицелы были наведены. Я со своей группой побежал по краю острова, чтобы не дать китайцам безнаказанно уйти, отсечь им пути отступления. Когда Стрельников напоролся на засаду, он понял, что здесь уже пахнет порохом, взял с собой десять человек и спустился с острова на протоку, начал переговоры. «Вы нарушили государственную границу СССР, требую покинуть нашу территорию»… Вдруг раздался одиночный выстрел — с китайской стороны, это был сигнал — и начался предательский расстрел наших ребят в упор. Расстояние было два, три, четыре метра. Мы успели подготовиться, что нас и спасло, было ясно, что это уже не рукопашные шуточки. Бойцы у меня спрашивали: что это, уже война?! Нам же категорически запрещалось провоцировать китайцев, у нас патроны в подсумках были опечатаны, а иногда патронов не давали вовсе. Вот так наше правительство заботилось, чтобы с нашей стороны ничего не случилось. Полтора-два часа шёл бой, потом уже подошло подкрепление Бубенина…

— Юрий Васильевич, давайте восстановим картину того года. Китайцы постоянно совершают провокации, вы даёте рукопашный отпор, служить на границе осталось совсем немного, но 2 марта происходит бой, гибнут ваши товарищи. Что вы почувствовали: вчера вы вместе ели, спали, разговаривали, но сегодня они не вернулись из боя.

Разве кто-то тогда думал, сколько осталось служить?! В наряд мы уходили до самого приказа, хотя, конечно, дембельские альбомы готовили и письма домой писали: ждите, мол. А по поводу философских размышлений… Знаете, читал я одного автора, который сочинил что-то вроде: «я упал мордой в снег, лежу и думаю, а меня всё поднимает, во мне всё закипает — как это, самого меня посмели уложить?» Я могу вам сказать только одно: когда в тебя стреляют в упор, когда рядом рвутся снаряды, когда льётся кровь твоих побратимов — какие там философия и чувства?! Только выцеливаешь — где этот снайпер, где этот пулемётчик, где этот гранатомётчик? Только чувство злости! Когда мы вернулись на заставу, есть неделю не могли. Потом уже, когда доживают до седин, начинают выдумывать разные эмоции… Сейчас на Донбассе точно такая же картина: у молодых и горячих кровь кипит, а анализируют уже потом другие люди. Конечно, когда этот конфликт на Даманском произошёл, мы задумывались: а где же была партия — наш рулевой, почему допустила такую ситуацию, где было наше правительство, почему молчала разведка?

— А как вы относитесь к тому, что сейчас спорят: мол, остров с самого начала был китайским, границу провели несправедливо, а раз сейчас его отдали, мол, и наши парни погибли зря?

Сейчас можно встретить такие журналистские обороты: «ночью на 2 марта по острову прошёл советский наряд, но ничего не заметил». Чушь это полная! Наряд по острову никогда не ходил, нечего ему было там делать — китайцы никакой деятельности там не вели, даже рыбу не ловили. Он и китайцам-то был нужен только потому, что это была наша территория, с которой можно быстро отскочить после провокации. У нас ведь были мирные контакты с китайским населением на границе, это потом уже их начали отселять с приграничной полосы. А до этого они и за солью к нам приплывали, когда надо было рыбу солить, и за медикаментами, это потом уже обычных жителей заменили натасканными озлобленными провокаторами.

Я считаю, что не надо стесняться, не надо оправдываться в угоду внешнеполитической ситуации: вот, когда-то это была ваша земля, потом наша, а сейчас снова ваша, давайте просто забудем всё, что было. Сами китайцы ничего не стесняются: у них есть памятники, мемориалы, посвящённые событиям на Даманском, они туда целенаправленно привозят экскурсии, даже церемонии бракосочетания проводят, принимают в октябрята, пионеры, — юные маоцзэдунцы или как они называются. Там всё работает на патриотическое воспитание.

— Скажите, а возможно ли было избежать этого кровопролития? Речь не о том, чтобы не стрелять в ответ, а в принципе не допустить самой стрельбы?

Я не сомневаюсь, что этого возможно было избежать. Это пренебрежительное отношение к Китаю, как я считаю, началось со Сталина: когда он впервые принимал Мао Цзэдуна в Москве, то несколько дней продержал его в ожидании приёма, а потом и вовсе сравнил с редиской: сверху красный, а внутри белый. А это ведь был молодой вождь огромной страны, который заявлял о приверженности ленинским идеям. И те китайцы, которые нас провоцировали — они ведь не говорили: русские, вы наши враги. Они говорили: мы с вами простые коммунисты, братья по крови, а ваши руководители — это предатели, они заигрывают с империалистами. Считаю, что народная дипломатия была изведена под корень, многие вещи сломали своими руками, потому и стала возможной такая конфликтная ситуация.

— Как вы оцениваете памятник даманцам, который поставили во Владивостоке в 2021 году?

Своими глазами я его ещё не видел, но по проекту, который мне присылали на ознакомление, у меня уже сложилось мнение. Заявлено: памятник героям-пограничникам, в полный рост запечатлены Стрельников и Буйневич. Так напишите на плитах фамилии, инициалы всех погибших даманцев. А сейчас получается: один пограничник Стрельников, а другой не пограничник?! Будто мы и не помним, кто там был и что делал?! На открытии этого памятника один деятель вообще договорился до того, что заявил: я на своих собственных руках вынес тело убитого Николая Буйневича со льда реки Уссури, я забрал у него документы и обнаружил много записей и донесений наверх, на которые не последовало никакой реакции. Якобы он всё видел и вскрыл всю обстановку, а этим докладам не дали ходу. Эта версия не лезет ни в какие ворота, потому что командиры погранотряда постоянно докладывали на самый верх поминутно о китайских провокациях, о том, что назревает взрывоопасная ситуация, но им была дана команда: ни в коем случае на китайские провокации не реагировать, патронов не выдавать, штыки в землю. А Буйневича выносил я, передавал его с рук на руки начальнику Константинову, и никаких «правдивых записок», конечно, у него не было.

— Правда ли, что китайцы страшно издевались над телами наших ребят, вырезали на коже звёзды?..

Именно звёзд я своими глазами не видел, но то, что тела были жутко изуродованы, это чистая правда. До такого состояния, что матерям нельзя было это показывать, потому что сердца бы не выдержали такого изуверства. При том, что одного китайца, оставшегося на нашей земле, мы просто похоронили, без всяких проволочек, я сам его хоронил. А нашего парня Павла Акулова, которого они забрали, а потом вернули, китайцы сначала возили по своим провинциям, выставляли на всеобщее обозрение, всячески над ним издевались.

 

Кстати. Мало кто знает, что у китайцев за бои на Даманском Героями НОАК стали шесть человек. У них нет звания героя страны, высшее звание — Герой национально-освободительной армии Китая.