Танки против поездов: 257-я танковая бригада идёт на Муданьцзян

Удачный манёвр.

Соединения первой Краснознамённой армии под командованием генерал-полковника Афанасия Белобородова, начали наступление ночью 9 августа 1945 года. Совершив тяжёлый марш через дальневосточную тайгу и прорвав полосу пограничных укреплений японцев войска вышли на участок фронта, где у противника практически не было обороны. Неоценимую помощь оказали пограничники выводя передовые части точно в назначенные места.

Неожиданным оказалось не только место, но и время советского удара: начались проливные дожди и японское командование не ждало войны с СССР раньше сентября. Советские военачальники сделали ставку на внезапность и нарушили все предвоенные оборонительные планы японцев.

Теперь советские стрелковые дивизии готовились штурмовать японские позиции в глубине.

А танкисты 257-й танковой бригады под командованием подполковника Анищика с приданными батареей самоходок, ротой автоматчиков и взводом сапёров, обходя японские заставы, устремились к городу Бамяньтун (он же Мулин).  Который в итоге утром 11 августа 1945 года взяли штурмом при поддержке авангардов 22-й и 300-й дивизий.

Овладев городом и перерезав тем самым проходящую через него железнодорожную ветку, советские войска серьёзно затруднили японцам переброску сил с севера на юг и облегчили задачу пятой армии, наступающей южнее на Муданьцзян – ключевой пункт всей японской обороны на этом участке фронта, куда сходились все основные дороги. Часть стрелковых дивизий и танковых бригад повернула на север, оттесняя японцев всё дальше, и овладели следующей крупной станцией на той же ветке – городом Лишучжень.

Подвижная группа 257-й танковой бригады, передохнув и приведя себя в порядок, устремилась днём 11 августа на запад. К этому времени до советских войск уже дошли новости о начале переговоров о капитуляции Японии, но никакого прекращения огня со стороны японцев не последовало, а значит, война продолжалась.

В распоряжении японцев оставалась ещё одна железная дорога, связывающая Линькоу – станцию на северном фланге японской пятой армии – с Муданьцзяном. По ней в город, куда стягивались теперь основные силы японцев, перебрасывались части 135-й пехотной дивизии, державшей северный фланг. Советские танки наносили своеобразный «удар серпом» – сперва на запад, к станции Сядун, а оттуда на юго-запад, вдоль железной дороги, к Муданьцзяну.

Хотя в отчёте о боевых действиях бригады и появлялись записи о стычках с мелкими группами противника, танкистам приходилось боролся с тяжёлыми условиями местности. Дорога через горные перевалы была откровенно дурной: приходилось останавливаться и расширять её. Работа шла и вечером, и ночью, и в итоге бригада остановились на ночлег, тронувшись дальше утром 12 августа. Впрочем, плохая дорога была всё же лучше, чем совсем никакой. По иронии судьбы, сказать за это спасибо следовало японцам, которые ещё до августовской кампании озаботились строительством дорог для собственных войск. Работы у японцев шли медленно, и во многих местах маньчжурское бездорожье так и осталось бездорожьем, но как раз путь от Бамяньтуна к Сядуну проложить успели.

В то же время, наличие дороги, которой наверняка воспользуются советские танки, диктовало японцам логичный контрход – устроить засаду. На пути у танков, на вершинах и у подножия трёх холмов – «рубеж безымянных высот», как он фигурировал в советских документах – встали подразделения, прикрывающие отход японской 126-й дивизии: пехотный батальон под командованием старшего лейтенанта Ямагиси с приданной ему ротой противотанковых пушек и отрядом из состава рейдовой роты. Стоит отметить, что как в советских, так и в японских документах есть заметные расхождения относительно места и времени сражения. Из японских источников следует, что сражение состоялось утром 11 августа, а из советских следует что танкисты 257-й бригады только утром тронулись в путь. Впрочем, это не единственный случай, когда послевоенные японские отчёты о боевых действиях расходятся на сутки с советскими документами, и это объяснить тем, что они составлялись уже после войны, по личным записям и воспоминаниям участников.

 Сложнее дело обстоит с местом. По документам непосредственно 257-й танковой бригады, схватка с японцами состоялась у деревни Коуцзыхэ, находящейся дальше к юго-западу от безымянных высот. То же название фигурирует и в мемуарах командующего первой армией Белобородова – однако оперативные документы армии относят это сражение именно к рубежу безымянных высот и не отмечают у Коуцзыхэ подразделений противника. Остаётся предположить, что блуждая среди горных серпантинов, бригада неточно определила своё местоположение. Возможно и то, что у Коуцзыхэ Анищик также встретил какие-то подразделения отступающих японцев, и в документах эти эпизоды оказались перепутаны.

Так или иначе, японцы подстерегали наступающие танки в узком дефиле – там, где по дороге между склонами в ряд проезжали всего две машины. Смертники со взрывчаткой и противотанковые пушки заняли позиции, дорогу заминировали. Передовой разведывательный отряд, подошедший к японским позициям около девяти утра, не заметил замаскировавшегося противника, пока на минах не подорвались сразу три танка – к счастью, они потеряли только ход и позднее были отремонтированы, и этим потери в технике и ограничились. Японских артиллеристов постигло горькое разочарование – снаряды устаревших противотанковых пушек оставляли на броне «тридцатьчетвёрок» небольшие вмятины. Описание боевых действиях 126-й дивизии мрачно констатировало: «Хотя наши противотанковые пушки и отделения ближнего боя атаковали противника, они не добились ни малейшего успеха». Однако и танки с японскими укреплениями на высотах справиться не смогли, а попытка пустить вперёд автоматчиков из танкового десанта захлебнулась: шквальный огонь пулемётов заставил их залечь. Анищик выслал несколько танков в обход, в разведку – и машины, вскарабкавшиеся по крутым склонам, обнаружили, что в километре к северу оборона у японцев отсутствует. Три повреждённых танка остались сковывать врага огнём, а остальная бригада вместе с танковым десантом по разведанному пути ударила с тыла и ворвалась на японские позиции.

 Победа в этом трёхчасовом бою стоила советским бойцам 27 погибших, ранено было 33 человека. Бригада отчиталась в документе об уничтожении 500 солдат противника, но это выглядит явным преувеличением: во всём батальоне Ямагиси с приданными подразделениями было 650 человек, и он не утратил боевой мощи и после столкновения. Советские танкисты не стали штурмовать все три холма, на которых засели японцы, и попросту прорвались через их позиции, уйдя дальше на запад. Разбираться с уцелевшими силами японцев предоставили идущим следом стрелковым дивизиям, атаковавшим «безымянные высоты» спустя сутки. Лейтенант Ямагиси, пытался выжать максимум из своих небогатых возможностей, маневрировал подразделениями и переходил в контратаки, но против советской артиллерии у него аргументов не было, и к исходу 13 августа от батальона осталась треть. Японцы оставили позиции и блуждали по горам, пытаясь выйти к своим, и в итоге 20 августа сдались советским войскам.

Тем временем танкистам предстояло преодолеть последние километры, отделявшие их от железной дороги – через горы и болота. В воспоминаниях Белобородова указывается, что раненых бойцов перед этим оставили под охраной небольшого отряда автоматчиков в отбитом у японцев опорном пункте. Едва ли это была позиция на рубеже, который удерживал Ямагиси – небольшой отряд не выжил бы сутки под боком у батальона. Вероятнее, импровизированный опорный пункт расположился где-то дальше в японском тылу. В течение ночи автоматчики, включая легко раненых, отражали атаки отдельных отрядов японцев. Наконец, к ним подошёл авангард 22-й стрелковой дивизии, и раненых отправили в тыл.

Подполковник против генерала

К шести часам вечера 12 августа бригада добралась до станции Сядун. К этому времени в составе боевой группы Анищика оставалось 19 танков – не столько из-за боевых потерь, сколько из-за того, что и лёгкие, и часть средних танков отстали от соединения, далеко ушедшего во вражеский тыл. Были и самоходные орудия – точное число в документах бригады не упоминается. Японцы указывают на десять штук, описывая боестолкновение 13 августа. Техника требовала горючего, которое танкистам никто не мог бы сюда привезти – но им несказанно повезло. На станции, которую охраняли два взвода пехоты, обнаружились склады, в том числе с топливом и маслом. А главное – 257-я бригада оказалась ровно в нужное время в нужном месте. С севера к станции уже подходил эшелон с батальоном японской пехоты, перебрасываемой к Муданьцзяну. Исход встречи двух десятков танков с беззащитным составом был закономерным и сокрушительным.

Не останавливаясь, танкисты устремились на юг. Но по пути, на участке дороги, проходящем среди топей, уткнулись в завал. Разбор завала и устройство гатей затянулись, бригада заняла круговую оборону до рассвета 13 августа. В пять утра танкисты двинулись дальше, к станции Хуалинь, от которой до Муданцзяна было уже рукой подать. По пути танкисты в буквальном смысле раздавили японскую обозную колонну – своеобразная разминка перед сражением, которому предстояло стать одновременно самым суровым испытанием и звёздным часом 257-й танковой бригады.

 Город Муданьцзян – цель наступления и важнейший узел железных и шоссейных дорог – расположился на западном берегу одноимённой реки, текущей с юга на север. Когда в результате советского наступления основная оборонительная линия японской 5-й армии рухнула, её дивизии спешно принялись выстраивать новый рубеж – своеобразный полукруг, развёрнутый на восток, в сторону главных советских сил, флангами упирающийся в берег реки, прикрывая мосты. Центром японской обороны являлся посёлок Эхо, расположенный к востоку от Муданьцзяна, на восточном берегу. Здесь располагался штаб японской армии и склады. Так же имелось три капитальных моста, необходимых советским войскам для переправы и взятия города.  Мосты через реку были и у самого Хуалиня, но захватить их неповреждёнными было бы слишком большой удачей.

 Проехавшие станцию танкисты направлялись в сторону Эхо – и на этом рубеже их встретил враг, готовый драться насмерть, в буквальном смысле. Смертники, притаившиеся вдоль идущей между холмов дороги, бросились на танки, таща с собой мины и заряды взрывчатки. Открыли огонь пушки и пулемёты. Танкисты продолжали наступление, но на пути оказалось и минное поле, на котором подорвались две машины. Анищик приказал взять повреждённые танки на буксир и отступить. Позднее технику удалось частично отремонтировать – к немалому расстройству японских артиллеристов, наблюдающих, как их усилия обращаются в ничто.

Из описания боевых действиях 135 пехотной дивизии:

«Наша артиллерия перенесла огонь на танки в тылу противника, пытаясь помешать их отремонтировать… Однако снаряды не были бронебойными, и хотя танки получали попадания, реальный ущерб был минимален. Противник хладнокровно ремонтировал свои танки на открытом для нас участке. Глядя на наше бессилие, они вели себя высокомерно и нагло… В некоторых танковых экипажах были видны не только мужчины, но и женщины».

Перегруппировавшись и перераспределив заканчивающиеся снаряды между танками, бригада через два часа повторила атаку и вновь не добилась успеха: пехоты катастрофически не хватало, а сапёрам не удавалось проделать проход в минном поле под вражеским огнём. Танкисты вновь отступили к станции. Оставшиеся исправными семь Т-34 заняли оборону.

 Скоро танкисты рассчитались с японцами за всё. Разведка сообщила, что к Хуалиню с севера подходит ещё один эшелон – и поскольку танкисты, заняв станцию, ещё днём перерезали телефонные и телеграфные линии, предупредить его об опасности никто не мог. Заняв позиции, танки подпустили поезд с пехотинцами и грузом боеприпасов и расстреляли его в упор. И этот поезд не был последним.

 Командующему 135 пехотной дивизией генерал-лейтенанту Ёити Хитоми сильно не повезло. Он должен был выехать к Муданьцзяну ещё на сутки раньше, но его скрутил приступ дизентерии. Наконец, 13 августа Хитоми вместе со штабом дивизии, частями одного из пехотных полков и батальоном тяжёлых орудий двинулся на юг. До него уже дошли новости о появлении у железной дороги противника, и поезд двигался, соблюдая осторожность. В девять часов вечера, на подходе к Хуалиню выглянув в окно штабные офицеры поняли, что уже, в общем то, приехали.  В вечерних сумерках вдали виднелся железнодорожный мост, который был взорван. Танков офицеры не заметили. Состав начал тормозить – и в этот момент в паровоз ударил снаряд, выпущенный танком подполковника Анищика.

Противников разделяло некоторое расстояние, и огонь танков был не столь эффективен, так что у японцев был шанс дать им бой. Артиллеристы пытались привести пушки в боевую готовность. С юга, со стороны японских оборонительных рубежей, началась контратака. И в этот момент к Анищику подошло неожиданное подкрепление: до станции добрались четыре отставших танка, три лёгких Т-26 и одна «тридцатьчетвёрка», немедленно открывшие огонь по эшелону. Последующие события японские источники называют «бедствием, не поддающимся описанию». Солдаты, которых пощадили танковые снаряды, разбегались по лесам, бросались в реку и пытались спастись вплавь. Группа японских старших офицеров позднее вышла к своим кружным путём, в добытой у местных жителей гражданской одежде. Генерал Хитоми с несколькими людьми забился в укрытие за склоном на берегу; небольшой отряд, высланный из Эхо, выручил генерала на следующий день.

         Анищик не преследовал оппонента – у него хватало собственных забот. Японцы всю ночь яростно атаковали горстку танков, оставшихся почти без поддержки пехоты. Танкистам даже пришлось выделить от каждой машины по человеку. Японцам удалось сжечь один танк Т-26; командир взвода, лейтенант Костицын, погиб вместе с экипажем. Уцелевшие танки отошли к север от станции, к ещё одному железнодорожному мосту через не большую речушку, где и сорвали последний джекпот. Подошедший японский эшелон гружёный пехотой, пушками, автомашинами и тракторами, был уничтожен. Словно голливудский боевик, драматичная битвы за станцию Хуалинь завершилась эффектным хэппи-эндом – утром 14 августа на помощь к истерзанному, но не сломленному отряду подошли два батальона самоходных орудий, высланных 22 и 300 стрелковыми дивизиями, и ударив с новыми силами, танкисты вновь заняли станцию – теперь уже окончательно.

Последний мост

С подходом 16 августа отставших бригады, 22-й и 300-й стрелковых дивизий, а также 77-й танковой бригады подполковника Морозова, начался финальный акт муданьцзянской драмы. Танкисты проломили оборону противника и ворвались в Эхо. К этому времени японцы уже начали выводить войска из района Муданьцзяна, над которым замаячила угроза обхода и окружения. Тем не менее, прикрывающие отход подразделения продолжали обороняться – даже несмотря на то, что ещё 15 августа в Токио император Хирохито официально объявил о капитуляции страны. Когда новость об этом достигла японской пятой армии, её командование поначалу попросту в это не поверило, и в любом случае запретило доносить эту новость до сражающихся подразделений, чтобы не подрывать их боевой дух.

 Все три моста в Эхо оказались взорваны. Части 300-й и 22-й стрелковых дивизий начали переправляться через реку на подручных средствах, плотах и лодках, но без поддержки танков и артиллерии их ждали бы трудные бои на улицах Муданьцзяна. 257-я и 77-я танковые бригады рванулись дальше на юг, и им улыбнулась удача. В пригородном посёлке Эхэчжань в японской обороне обнаружилось слабое место – и последние не взорванные ещё мосты. Танкисты ворвались на южные окраины города и завязали бой, однако без поддержки пехоты далеко продвинуться не смогли. Танкисты сделали главное – захватили и удерживали переправу, отбивая японские контратаки до подхода пехоты. Наступающие с севера и юга части зачищали оставшиеся узлы сопротивления в городе, а тем временем войска советской 5-й армии, прорвавшей японские оборонительные рубежи к востоку от города, уничтожали последние укреплённые позиции на холмах к югу. Окружить главные силы японцев так и не удалось, но их потери в сражении за Муданьцзян были столь тяжелы, что по сути, японская пятая армия перестала существовать. К станции Ханьдаохэцзы, назначенной пунктом сбора частей пятой армии, шли люди, вооружённые лишь винтовками – без артиллерии, без каких-либо противотанковых средств. Продлись война ещё несколько дней, их бы ждала новая встреча с советскими танками, исход которой мог быть только один – сокрушительный и неизбежный.

Эта новая встреча не понадобилась. Вечером 16 августа 257-ю бригаду вывели из боя и отправили на переформирование. Два дня спустя ей поставили новую задачу – двигаться на Харбин, однако к концу уже подходили не только бои у Муданьцзяна, но и вся война. Пройдя маршем до Харбина, танкисты не встретили никакого противника, а к тому моменту, как они добрались до места назначения, Харбин уже был занят советскими парашютистами. Солдаты и офицеры Квантунской армии повсеместно складывали оружие и отправлялись в плен.

Маньчжурская операция обошлась 257-й танковой бригаде, получившей почётное наименование Харбинской, в 43 человека убитыми, 19 пропавшими без вести и 103 ранеными. Эти жертвы не были напрасны. Оказавшись в важный момент в ключевой точке, бригада, разгромившая четыре воинских эшелона. Нанеся японским войскам тяжелейшие потери и, несомненно, сберегла немало жизней советских солдат при штурме города. Её подвиги были оценены командованием по достоинству.

 Командир бригады Анищик получил звание Героя Советского Союза, а солдаты и офицеры – ордена и медали. Впрочем, главной наградой для них стала долгожданная мирная жизнь. Разгромом японских армий и привёл к окончательной капитуляцией Страны Восходящего Солнца поставив жирную точку во Второй мировой войны.