Приморский Чернобыль: Взгляд под другим углом
Алексей Суконкин
Не так давно «Контингент» рассказал о трагедии, произошедшей 10 августа 1985 года в бухте Чажма, которая находится на берегу Японского моря, менее чем в 50 километрах (по прямой) от крупнейших населённых пунктов региона – Владивостока и Находки. Напомним, что тогда, в результате рокового стечения обстоятельств, на подводной лодке К-431 произошёл тепловой взрыв ядерного реактора. Результатом стала гибель 11 человек и попадание в воздух и воду большого количества радиоактивных веществ. В опубликованном тексте приводились воспоминания капитана 1 ранга Петра Генриховича Берга. В тот злополучный день он находился непосредственно на месте трагедии и одним из первых приступил к ликвидации её последствий.
Однако, в тени остались действия гражданских специалистов, а ведь они также в сложнейшей и не имевшей аналогов работе. Корреспонденту «Контингнета» удалось пообщаться с Валерием Ивановичем Яшиным, который в 1985 году занимал должность первого секретаря Шкотовского районного комитета КПСС. В его зоне ответственности находилась бухта Чажма и посёлок Дунай – ближайшее к месту аварии поселение.
- Валерий Иванович, а как вы узнали об аварии и какие меры были предприняты в первую очередь?
- Поделюсь с вами своими впечатлениями и впечатлениями населения. 10 августа 1985 года я был на выезде по краю и возвращался, наверное, часов в девять, может в десять вечера. Как только оказался дома, поинтересовался обстановкой в районе, мне сказали, что всё в порядке, никаких чрезвычайных происшествий не было, равно как и никаких серьёзных звонков.
На работу я приезжал где-то в семь, половину восьмого и секретарь уже приходила ко мне вот в это время. Самое начало дня, сижу, с бумагами работаю, заходит секретарь и говорит, что ко мне делегация. Я удивился, мол какая такая делегация. Там было человек десять человек, в основном женщины. Они плакали и просились у секретаря ко мне.
Первый вопрос, который был задан: «Что будет с нашими мужьями?». Ничего не могу понять, прошу объяснить, что с ними случилось. Оказалось, что они попали под радиацию. А мне же никто не докладывал, что за люди, под какую радиацию попали? В ходе беседы выяснилось, что это жёны нашей пожарной команды.
Тут стоит объяснить, что у нас, в Большом Камне расположены заводы, которые имеют дело с радиоактивными компонентами. А значит, что и экстренные службы заточены под устранение чрезвычайных ситуаций, связанных с радиацией – специализированная пожарная охрана, медицина разумеется, тоже.
Так вот, когда я услышал, что пожарные попали под облучение, позвонил начальнику части, Михаилу Ивановичу Панченко, как выяснилось, он ещё просто не успел мне доложить. С Чажмы приехали два экипажа, оба «грязные», не люди заражены, а техника их фонит. Машины получили внешнее облучение. Однако, что случилось в бухте до сих пор непонятно. Произошёл какой-то взрыв на судоремонтном заводе, который находился в зоне нашей ответственности. Людей срочно в медучреждение, а сам сажусь и начинаю обзванивать. Кстати, никто из пожарных не получил критическую дозу, хотя опасность была для них довольно большая.
Так вот, районе и городе тишина, никто ничего не знает. Выхожу на связь с начальником штаба флота. Тот сказал, что у них лишь небольшое ЧП и всё под контролем. Через небольшой промежуток времени звонит один из секретарей крайкома партии и спрашивает почему я навожу панику, ведь ничего страшного не произошло. Ну я и ответил, что сейчас ничего, а потом может быть очень страшно.
Снова разговор с флотскими, настойчиво требуют не паниковать, заявили, что есть небольшие трудности, но со всем справятся. А я в ответ задаю главный вопрос – куда ушло облако? Но они ещё не знали.
- Почему у военных была такая реакция на произошедшее?
- По моему мнению, командование флота тогда вообще не поняло, что произошло, только когда начали измерять фон, стало ясно что Владивосток и другие крупные населённые пункты спас дождь, что шёл в момент аварии. Уровень радиации окружающей среды почти не повысился. В Большом Камне вообще ничего не заметили. Серьёзный фон был только по береговой полосе. Вообще, благодушие быстро прошло. По началу, конечно, призывали меня не паниковать, но, когда стал понятен масштаб, то есть уже часа через три-четыре, сразу собрались и стали решать проблему.
- Участвовали ли гражданские в процессе ликвидации аварии?
- Когда создали штаб, мы, естественно предложили помощь, но на первых порах от неё отказались. Потом, когда было принято решение снять грунт по побережью и свезти его в оборудованный могильник, возникли вопросы. У военных были отдельные отказы заходить в зону. Подчеркну, что это было разово, но все же было. Поэтому флот к нам обратился, чтобы мы помогли механизаторами. Организовали вахты – час работы и замена. Добровольцев было десятка полтора-два.
- Какие меры предпринимались вами и как люди на них отреагировали?
- Естественно, сразу после аварии пошёл слух, что что-то произошло. Пришлось успокаивать, объяснять, что делать в сложившейся ситуации. Паники не было никакой абсолютно. В Шкотовском районе живут люди, которые знают, что такое радиация.
Мы перекрыли все дороги и взяли под охрану береговую полосу. Та же Шамора была закрыта для посещения, равно как и другие места отдыха. После этого да, небольшие волнения среди населения были. Тут же произошла забавная ситуация – на острове Путятин тогда находился космонавт, по-моему, Волынов. Была команда срочно вывезти. Пришлось вытаскивать вертолётом.
Через две-три недели сняли оцепление, потому что радиация пришла в норму.
Новый эмоциональный всплеск был, когда кремировали погибших в Чажме. Дело в том, что в Большом Камне есть большая печь для переработки радиоактивных отходов. Она работала очень редко, а тут раз, из её трубы пошёл дым. Однако, похороны потом прошли без эксцессов. Там были люди, но никаких проблем по итогу не было. Сегодня об этом обо всём говорят больше, чем тогда. Не от того, что люди не знали. Все всё прекрасно понимали и были готовы, потому что знали, что такое радиация, что такое реактор и чем это может закончиться.
Погибшие во время катастрофы в Чажме похоронены на мысе Сысоева, в расположении предприятия ДальРАО, которое хранит твердые радиоактивные отходы (ТРО) ТОФ и перерабатывает жидкие радиоактивные отходы (ЖРО) флота.
- Шёл ли разговор об эвакуации населения?
- Нет, для этого не было оснований. Даже рядом, в Дунае, фон был не настолько повышен, чтобы можно было принять такое решение.
Часто можно встретить утверждение, что никакой работы с населением не было, а всю информацию сразу засекретили
Нет, это не правда. Так говорят люди, которые не работали в органах власти. Они бесконечно далеки от принятия решений, поэтому и позволяют себе подобное. Разъяснения велись, а о том, что засекретили, скажу так. Чем активнее мы бы работали с населением, рассказывая подробности, тем больше было бы паники. Я и сегодня считаю, что много о серьёзных вещах говорить не надо. Информация должна быть краткой, ёмкой и понятной. Вот и всё. Тогда людям было всё ясно и дополнительных разъяснений не требовалось. Повторюсь, о том, что что-то случилось знал весь край. Особенно в Дунае или Тихоокеанском (Фокино), где, жили и служили многие из свидетелей взрыва и ликвидаторов.
Кому-то просто хочется поговорить, нашли один факт, который бы подтверждал точку зрения и начнут накручивать. Но никто и не вспомнит о том, что процесс ликвидации был чётко организован и прошёл с минимальными потерями. Хотя, я считаю, что именно об этом необходимо вспоминать.