Монастырь в осаде. Троице-Сергиева Лавра под ударом

«Валя толпою пегою, пришла за ратью рать с Лисовским и Сапегою престол наш воевать» – эти строки А.К. Толстого из стихотворения «Ночь перед приступом» широко известны, но поэт не конкретизировал, где именно отметились Лисовский и Сапега. А между прочим, они поучаствовали в поистине эпическом событии – в течение пятнадцати месяцев в эпоху Смуты от войск Лжедмитрия II и поддерживавших его поляков оборонялся монастырь Троице-Сергиева лавра.

В начале XVII века в русском государстве шла свирепая гражданская война. После гибели Лжедмитрия I и воцарения непопулярного Василия Шуйского в России развернулось движение в пользу нового самозванца – Лжедмитрия II, он же – «Тушинский вор» – по месту его ставки, где претендент на престол долго стоял лагерем. Этот человек сильно отличался от собственного предшественника: если первый самозванец был настоящим лидером, вероятно, даже уверенным в том, что он действительно царских кровей, то второй был просто прохиндеем. Причем самостоятельность нового Лжедмитрия всегда была под вопросом: реальная власть принадлежала польским наемникам и авантюристам, которых он привлек под свои знамена. В Польше как раз завершилась собственная смута «Рокош Зебжидовского», когда шляхта пыталась свергнуть короля Сигизмунда и потерпела неудачу. Множество бойцов ушло с Польской войны на Русскую: одни – опасаясь суда на Родине, другие – просто не желая расходиться по домам. Как государство Польша еще не воевала против России, но фактически этот боевой сброд уже играл огромную роль во внутренней гражданской войне.

Отряды Лжедмитрия стояли у ворот Москвы. В рамках борьбы за контроль над столицей они и решили попытаться овладеть Троице-Сергиевой лаврой.

Если говорить об идеологии, то Лавра была одним из крупнейших религиозных центров Руси. Однако даже если отбросить вопросы идеологии, это была мощная крепость со стенами и башнями, а кроме того, инсургентов манила обширная казна монастыря – Лавре принадлежали немалые владения со многими тысячами крестьянских дворов. Ее захват позволял Лжедмитрию долгое время спокойно содержать свои отряды наемников. И (скорее, это соображение было как раз главным) обогащал всех участников экспедиции.

Наконец, Лжедмитрию требовалось сделать что-то с трениями в собственном лагере. К нему только что присоединился мощный отряд наемников Яна Сапеги. Тот располагал сильной боеспособной группой и имел немалые амбиции.

Итогом этих несложных размышлений стала отправка сильного отряда к Лавре. Костяк этой группировки составляли отряды Сапеги и Александра Лисовского. Лисовский был примечательным персонажем этой войны. Он неудачно поучаствовал в польской внутренней смуте и от греха подальше предпочел уйти воевать в Россию. Его отряд «Лисовчики» был одной из мощных полуавтономных сил в рамках Смуты. Лисовский обладал прекрасными качествами полевого командира – дерзкий, энергичный, не смущающийся при неудачах, он составил себе славу храброго вояки и неудержимого мародера, грабившего и предававшего огню города и веси. Интересно, что его отряд составляли в основном русские же люди – природные поляки уж очень быстро проматывались в боях и походах.

Однако взять Лавру было не самой простой задачей. Укрепления монастыря возвели в середине XVI века по всем правилам фортификации. Монастырь располагал своей артиллерией – сотней пушек, а помимо богатств монахи накопили немалый запас снаряжения. Тем более, что царь Шуйский, быть может, и не был лучшим царем Руси за всю ее историю, но значение монастыря понимал и загодя выслал туда служилых людей – 8 дворянских конных сотен, а также 110 стрельцов и казаков. Настоятель монастыря архимандрит Иоасаф отлично знал свое хозяйство и, безусловно, был авторитетом для всех, кто укрылся за стенами. Окольничий Григорий Роща-Долгоруков, возглавлявший гарнизон, был безусловным военным профессионалом. Если говорить проше, в кадровом отношении гарнизон Лавры не мог пожаловаться на нехватку твердых и разумных командиров. Помимо служилых людей, в гарнизон включили братию – более 250 иноков, способных держать оружие, а также слуг, физически крепких крестьян и боеспособных паломников. Всего в монастыре-крепости засело до 2,5 тысяч бойцов и до тысячи некомбатантов – стариков, женщин, детей.

Осадное войско составляло примерно 10 тысяч человек. Крупнейшим был отряд Лисовского – около 6 тысяч бойцов. Сапега располагал 1700 бойцов – меньше, зато это был очень боеспособный отряд. К этим двум присоединились в походе и уже после начала осады еще несколько отрядов, но все же главные силы всю дорогу составляли Лисовский и Сапега. Серьезным недостатком войска была нехватка артиллерии – не более 17 стволов, причем осадные орудия поначалу полностью отсутствовали.

Царь Василий Шуйский попытался перехватить осадную армию, отправив навстречу войско своего брата Ивана. Битва у деревни Рахманцево кончилась для русских скверно. Поначалу все шло отлично. Удалось опрокинуть часть польских полков, обратить в бегство лисовчиков, отбить артиллерию. Однако Сапега проявил себя как хладнокровный и решительный командир. В самый острый момент он поднял последний резерв – тяжелую кавалерию – и организовал контратаку. Внезапный контрудар со стороны уже, казалось бы, побежденного врага имел сокрушительное действие – русские отряды бежали. Теперь вопрос оставался в том, устоит ли гарнизон обители?

3 октября 1608 года армия тушинцев подошла к Троице-Сергиевой лавре.

Войско Лжедмитрия стало двумя лагерями на подступах к крепости-монастырю. Сапега расположился западнее Лавры, Лисовский – к юго-востоку. Оба лагеря они укрепили, ожидая вылазок. Сапега построил полноценный лагерь со рвом и валом. Лисовский, по мнению Игоря Тюменцева, лучшего на данный момент исследователя обороны Лавры, ограничился легкими укреплениями из сцепленных повозок. Кроме того, вокруг монастыря возводились укрепленные батареи и острожки для воспрещения вылазок и подхода помощи и подвоза припасов извне.

Сапега попытался договориться о мирной сдаче крепости, но не получил ответа на свое письмо. Стало ясно, что впереди полноценная осада.

Для начала Лисовский попытался одним махом выйти в дамки. Лавра поддерживала сообщение с внешним миром через подземный ход у мельницы на речке Кончуре. 18 октября Лисовский устроил на мельнице засаду, которую возглавил сам. Однако здесь его ждало разочарование. В лунном свете часовые заметили шевеление у мельницы, и служилые люди сами взяли засадчиков врасплох, подобравшись через потайные ворота. Атака состоялась в пять часов утра. Засада была разгромлена, Лисовскому прострелили руку. Вскоре произошла еще одна удачная вылазка. На сей раз под удар попали поляки, обиравшие монастырский огород за стенами крепости.

Однако эти локальные удачи не отменяли серьезной проблемы: теперь подземный ход был блокирован, и Лавра могла сообщаться с внешним миром, только отправляя гонцов в прорыв. К тому же, в суматохе боя на огороде один из служек сбежал к полякам. От него Сапега узнал о готовящейся вылазке и уже сам взял врасплох русских. Те понесли тяжелые потери.

Вокруг Лавры постоянно шли стычки и бои. Задачей гарнизона было, конечно, не «скуку разогнать». Источником разведывательной информации были в первую очередь пленные, а гонцов наружу удавалось отправлять только под прикрытием хорошей драки. Именно благодаря этим вылазкам удалось установить, что под стены монастыря ведут подкоп. Об этой кузеле русским сообщил ротмистр Ян Брушевский, схваченный в стычке.

Но первая попытка взять Лавру состоялась еще до окончания подкопа. Обстоятельства первого настоящего штурма оказались совершенно анекдотичными. Бойцы Сапеги выпили и усугубили, после чего посреди ночи ноябрьской ночи бросились на приступ. Атака поддатых сапежинцев не была поддержана Лисовским, а сами наступающие подожгли небольшой острожек по дороге, чем только подсветили собственные отряды. У самых стен на поляков обрушился шквальный прицельный огонь монастырской артиллерии, и атака захлебнулась.

Содержанием ближайших дней стала борьба за подкоп. Русские выбили из очередного «контрольного пленного» направление подземной галереи и начали рыть ров вдоль стены. Земляные работы велись под прикрытием артиллерии, так что попытка перебить землекопов провалилась. Однако Сапега не успокоился, у него было не так много возможностей разрушить стену. На копателей нападали постоянно. Одновременно русские спешно достраивали дубовую стену за башней, под которую пытались подкопаться тушинцы.

Тем часом Сапега пытался использовать для разрушения стен единственную имевшуюся у него настоящую осадную пушку, присланную Лжедмитрием. Пушка имела имя собственное «Тещера». Ее установили на горе Волокуша и попытались развалить стену. Здесь поляков ждало потрясающее разочарование: монастырские артиллеристы стреляли лучше, и «Тещеру» попросту разбили огнем.

Между тем к кульминации шло сражение за подкоп и передовые укрепления. С 19 по 21 ноября на нейтральной полосе шли отчаянные бои. И русские, и поляки несли тяжелые потери, отряды то врывались в польские укрепления, то оказывались чуть не прижаты спиной к монастырским стенам. В ходе этой мешанины атак и контратак самым удачным оказался маневр головы (это чин) Бориса Зубова. Зубов в хаосе боя скрытно сосредоточил свой отряд в овраге и вывел его во фланг полякам. Воспользовавшись коротким моментом паники, Зубов ухитрился уволочь с укреплений противника самое ценное, что там было – сразу 11 пушек, фактически оставив осаждающих без артиллерии.

Теперь ключевой задачей был разгром подкопа. Русские организовали довольно сложную операцию: три отряда атаковали укрепления Сапеги и Лисовского, а отдельная саперная группа под прикрытием этого боя должна была прорваться в ров, отрытый бойцами Сапеги, и подорвать подкоп. Иоасаф и Роща-Долгоруков рисковали смертельно. Им предстояло сильно оторваться от монастыря, а в общей атаке участвовала большая часть наличных сил.

21 ноября стало апофеозом этой русской Илиады. Под прикрытием бешеного сражения саперы головы Ивана Внукова и отряд поддержки вырезали охранение и ворвались в подкоп. В этот момент казачий атаман Иван Чика, сражавшийся за поляков, устроил контратаку и чуть не отбросил русских.

В этот момент два подрывника – крестьяне Никон Шилов и Солота – взорвали заряд, а с ним – подходящих поляков, подкоп и себя.

Куртину монастыря слегка повредило, но подкоп не дошел до того места, где взрыв произвел бы опустошительное действие.

Отряд Внукова был отброшен к стенам, сам Внуков был убит атаманом Чикой – застрелен из самопала. Только это все не имело уже никакого значения. Подкоп, так долго сооружавшийся тушинцами, был взорван.

Это был кровавый день. Русские потеряли 174 человека. Но главное было сделано. Как пелось в песне уже ХХ столетия: «Что было – неважно, а важен лишь взорванный форт».

Однако на этом бои не исчерпались. Вскоре русские на кураже попытались отбить у лисовчиков скотину, которую они сами отобрали у крестьян. Вылазка сорвалась. Лисовский, по своему обычаю, лично возглавил контрудар и чуть не сбросил отряд русских в ров. Всех спасли буквально считанные люди. Из монастыря выскочил отряд в 20 конных монахов старцев Ферапонта Стогова и Малафия Ржевитина, контратаковавший поляков. Лисовчики, к которым подошел отряд от Сапеги, чуть не окружили отряд вместе со спасителями. Общий отход прикрыл здоровенный крестьянин по имени Суета, который размахивая бердышем, на некоторое время удержал самых обнаглевших преследователей. Лисовский был снова ранен в этом бою – на сей раз стрелой в лицо. Этот человек вообще много раз доказывал, что он был кем-то большим, чем просто удачливый мародер: несколько раз был ранен, еще раз стрелой в ухо и копьем в бедро, однако неизменно возвращался на поле боя. Причем Лисовский сам смело нападал на защитников монастыря и по выражению Авраамия Палицына, «пожирал их устами меча, яко волк агнцев».

Впрочем, личные подвиги не особо помогали ворваться в крепость. Монастырь сковывал ценные мощные отряды Лжедмитрия. Тот был вынужден откусывать от осадного корпуса значительные силы, чтобы воевать в других местах, но в итоге не удавалось ни взять Лавру, ни высвободить занятые на осаде силы. На рубеже 1608-1609 годов защитники обители не могли себя ни в чем упрекнуть, они регулярно трепали противника. Правда, сапежинцы и лисовчики не были мальчиками для битья. Периодически вылазки заканчивались серьезными потерями. Другой проблемой стала нехватка дров и пороха. За дровами приходилось, опять же, устраивать походы, превращавшиеся в целые операции, а порох взять было и вовсе негде. Это было действительно опасно. Именно град ядер со стен до сих пор топил в крови попытки поляков ворваться в монастырь.

Зима шла тяжело. Холод и голод подтачивали силы. Люди болели. Забить на мясо пришлось не только скотину, но даже боевых лошадей. Защитников косила цинга. Деревянные постройки шли на дрова. Поляки, конечно, не могли ворваться в крепость, но и уходить не уходили. Лисовскому, правда, пришлось увести значительную часть сил и уехать самому подавлять восстания по всей Руси, но за прошедшее время и в Лавре гарнизон не вырос. Вскоре, впрочем, атаман вернулся под стены Лавры.

В феврале 1609 года случилось важнейшее событие. Отряд Никифора Есипова ночным рейдом прорвался извне в монастырь с 20 пудами пороха. Поляки перебили или пленили многих бойцов конвоя.

Раздосадованный провалом перехвата конвоя и по некоторым сведениям, подавленный после гибели брата в одной из стычек под стенами монастыря, Лисовский совершил одно из зверств, на которые была так богата история эпохи. Около двадцати пленников были убиты на глазах защитников Лавры.

Ответ, может, не укладывался в нормы Нагорной проповеди о любви к ближнему, зато был наглядным донельзя. Русские выгнали на стены более 60 пленных поляков, набравшихся за время осады, порубили и сбросили наружу. Все это происходило на глазах осаждающих. После этого сапежинцы, у многих из них были казнены родные и друзья, бросились линчевать Лисовского. И только вмешательство самого Сапеги спасло атамана от гибели.

К лету 1609 года монастырь держался, но казалось, что голод и болезни сделают то, что не смогли поляки. Сапега послал в крепость нового парламентера с предложением сдачи – без ответа. Осаждающие решили прибегнуть к испытанному способу – использовать агентов и изменников. В монастырь был запущен поддельный перебежчик, который передавал Долгорукову ценные данные, участвовал в вылазках и вообще держался молодцом. Этот агент действовал блестяще и завоевал доверие гарнизона. Кроме того, Сапега пытался отрезать монастырь от воды. Проблемы были решены традиционно – благодаря пленным, русские узнали о земляных работах поляков у пруда неподалеку от Лавры и об агенте. Трубач Мартьяш, польский «штирлиц», был схвачен. Его без сантиментов подвергли пыткам, после чего стал известен блестящий план – ночью впустить в монастырь польский отряд.

Очередная попытка наемников штурмовать монастырь летом 1609 года кончилась полным провалом. В исходе боя не виноват никто кроме лично пана Сапеги. Он окончательно исчерпал запас «креатива» и просто устроил накат всеми наличными силами. В итоге поляки оставили под стенами около 400 человек без малейшего эффекта, а тридцать бойцов попали в плен.

В ночь на 7 августа 1609 года состоялся финальный приступ. Для него поляки использовали свежий полк пана Александра Зборовского. Зборовский вел себя крайне высокомерно, бранил Лисовского и Сапегу и всячески демонстрировал готовность показать, как брать укрепления. К этому моменту здоровых бойцов в монастыре оставалось буквально около 200 человек. Остальные из выживших были больны или ранены. В атаку ринулось все, что оставалось на ногах у Сапеги, Лисовского и Зборовского.

Тем изумительнее оказался финал этого штурма, который должен был стать грандиозным событием.

В ночной темноте колонны атакующих столкнулись. Мало того, из-за неразберихи поляки и русские тушинцы начали расстреливать и рубить друг друга. Если до сих пор события осады отличались драматизмом и размахом «Илиады», то этот штурм сделал бы честь «Бравому солдату Швейку»: в ночи шла отчаянная схватка тушинцев друг с другом, причем все принимали противника за русских. Со стен для порядка выпустили по сражающимся несколько ядер и перестали мешать армии Лжедмитрия истреблять самих себя. Наутро осажденные с изумлением наблюдали поле боя с сотнями погибших. В лагере в это время Лисовский и Сапега издевались над паном Зборовским, предлагая как следует научить их штурмовым действиям и объяснить дуракам, как правильно брать крепости. Мелкие атаманы начали голосовать ногами из осадного лагеря.

Тем временем, за пределами обители ситуация менялась не в пользу поляков. Осенью отряд воеводы Давыда Жеребцова прорвался в монастырь лихим рейдом во главе 400 бойцов. Это случилось как нельзя вовремя – силы осажденных были уже на исходе.

Зато снаружи положение поляков ухудшалось день ото дня. Но главная перемена произошла на политическом фронте. В Смуту «под своим лицом» вмешался польский король. Сигизмунд III, начав официальную войну против России, перевернул все политические расклады. В частности, он призвал польских авантюристов, действующих на Руси, переходить под свои знамена, обещая закрыть глаза на былые прегрешения.

Поскольку у Лжедмитрия именно польские полевые командиры представляли наиболее боеспособную часть войска, этот призыв Сигизмунда нанес сокрушительный удар по позициям претендента. Начался распад и без того непрочного лагеря самозванца.

На этом фоне к Сапеге подбирались на мягких лапах крупные неприятности. Русские войска, пользуясь слабостью поляков, все активнее поджимали осадную армию, прорывая кольцо и вводя в Лавру подкрепления. Сапега понял, что нужно уходить, пока он не окажется изолирован без помощи и подкреплений и разбит. В итоге 22 января 1610 года поляки начали отступать. Под ударами русских войск, трепавших арьергарды, поляки уходили к Дмитрову.

Венцом эпопеи Лавры стал въезд в монастырь Михаила Скопина-Шуйского, командующего русской ратью. К этому моменту в монастыре оставалась едва ли половина из тех, кто встретил начало осады. Однако это был несомненный успех. Монастырь устоял после длившейся более года осады.

С обеих сторон важнейшие командиры, бившиеся под стенами Лавры, не пережили русскую смуту. Сапега умер в Москве в 1611 году; на излете войны, в 1616-м, скоропостижно скончался и Лисовский.

Для князя Рощи-Долгорукова оборона Лавры стала главной победой в жизни. В 1612 году он погиб в бою в Вологде. Схожая судьба ожидала Иоасафа. Он ушел на покой в Боровский монастырь, но летом 1610 года был убит во время нападения польских отрядов на обитель.

Троице-Сергиева лавра вскоре сыграла изрядную роль в освобождении России от нашествия. Келарь монастыря Авраамий Палицын стал одним из ключевых деятелей Второго ополчения, взявшего Москву, а пожертвования монастыря существенно поддержали войско. Лавра остается мощным религиозным центром и в наши дни.