Константин Симонов: от Халхин-Гола до Даманского

Василий Авченко - к 105-летию со дня рождения легендарного поэта, прозаика, военкора

 

«Дальний Восток – больше, чем Европа»

Всё началось с короткой, но ожесточённой «необъявленной войны» на Халхин-Голе. В мае 1939 года японцы атаковали монгольскую заставу. Через считаные дни в бой вступил 57-й Особый корпус Красной армии, уже развёрнутый в Монголии по протоколу о взаимопомощи.

Следом за военными на Халхин-Гол поехали литераторы: Ставский, Лапин, Хацревин (все трое погибнут на Отечественной), Славин… Редактор газеты «Героическая красноармейская» Давид Ортенберг (позже, на Великой Отечественной, он редактировал «Красную звезду») запросил поэта: кто сказал, что музы молчат, когда говорят пушки? Главное политуправление РККА выбрало 23-летнего Симонова, уже напечатавшего стихи о воюющей Испании, поэмы «Ледовое побоище» и «Суворов». Писал он – в 1937 году, ещё до Хасана - и о войне с японцами, ожидавшейся как минимум с 1932 года, когда у восточных границ СССР появилось государство Маньчжоу-го:

…Потом на седьмом пограничном знаке

Отрывисто тявкал чужой пулемёт -

Жёлтые люди в мундирах хаки

Кричали «банзай», бежали вперёд…

В Монголию Симонов прибыл в августе 1939-го. Поселился в юрте «войлочного городка» Тамцак-Булака, где располагался штаб корпуса. Симонову выдали пистолет ТТ, который он ещё не умел ни разбирать, ни чистить. Впервые попал под бомбёжку: «Испугался, заметался, попал не в щель, а в какую-то воронку»… Впервые увидел трупы: «Проснулся до рассвета и увидел, что устроился неудачно: то, что я принял за кочку, были ноги полузасыпанного землёй японского солдата». Участвовал во взятии высоты Песчаной, и, как признавался позже, уже побывав на всех фронтах Отечественной, никогда не видел такого количества трупов в окопах.

За полтора монгольских месяца Симонов напечатал в газете 14 стихотворений. «Походную халхин-гольскую» -

Высо́ко над степью пылают знамёна,

Монгольские ветры шумят… - пели на мотив «Партизана Железняка».

В стихах этого времени явно слышатся интонации Киплинга, к романтике которого Симонов вскоре остынет. Уже в 1941-м, скажет он, «всё это… показалось далёким, маленьким и нарочито напряжённым, похожим на ломающийся мальчишеский бас».

 

В 1940 году выходят новые халхин-гольские циклы Симонова - «Письма домой» и «Соседям по юрте». Стихи «Транссибирский экспресс», поэма «Далеко на Востоке»…

Халхин-Гол стал боевым крещением военкора Симонова. Он на всю жизнь стал заложником военной темы – и Дальнего Востока тоже. Не случись Монголии – он всё равно добрался бы сюда. Как раз перед Халхин-Голом собирался на Камчатку. Его стихотворение «Поручик» -

…А крепость Петропавловск-на-Камчатке

Погружена в привычный мирный сон… - редчайшее в нашей литературе описание обороны Петропавловского порта от англо-французской эскадры гарнизоном адмирала Завойко летом 1854 года, в Крымскую войну.

«Дальний Восток – больше, чем Европа. Ты будешь сидеть где-нибудь в Посьете, а он в Борзе, и будет от тебя до него как от Норвегии до Португалии», - говорит один из героев первого романа Симонова «Товарищи по оружию» (1952). Другой думает в ответ: «Приморье, Камчатка! Целый материк!»…

«Товарищи по оружию» - книга о Халхин-Голе. Даже четыре года Отечественной, где Симонов получил погоны подполковника и боевые ордена, написал знаменитое «Жди меня, и я вернусь…» и «С лейкой и блокнотом», не заслонили эту первую в его жизни войну. Лишь отдав долг Монголии, он возьмётся за «Живых и мёртвых». И правда: кто, если не он? «Товарищи по оружию» (название звучит гибридом Ремарка и Хемингуэя) – чуть ли не единственное художественное свидетельство той полузабытой восточной войны. Может быть, это не самое лучшее произведение Симонова – зато зафиксировавшее атмосферу места и времени, что сегодня нам куда ценнее поворотов сюжета. Роман во многом основан на записках Симонова – взять хоть сцену обмена пленными и трупами. Геополитическая, как романы Юлиана Семёнова о Штирлице, книга («В Токио считали, что Москва в конце концов отступит. Свидетельств этому… было более чем достаточно: и продажа КВЖД, и уступки в переговорах по рыболовным участкам, и терпение, проявленное Наркоминделом при обсуждении вопроса об островах в среднем течении Амура…») росла из журналистских блокнотов. Она порой откровенно публицистична, почти по-газетному хроникальна, с репортажным «эффектом присутствия» и массой живых, непридуманных деталей: «За три дня марша в бригаде уже десять человек пострадало от тепловых ударов. Один башенный стрелок умер… и был похоронен в степи… Травянистая пустыня сменялась то солончаками, то полосами сыпучих барханов. Песок был всюду: хрустел на зубах, забирался в нос, царапал горло… Буксовали гусеницы, перегревались моторы, раскалённый воздух струился над башнями». Бамбуковые шесты с минами, которые японцы подсовывали под танки; горящие зелёные спиральки – трофейное средство от комаров; не названный по фамилии, но узнаваемый комкор Жуков, маршальская звезда которого взошла на Халхин-Голе… Интересно, как герои романа – военные – говорят о противнике:

«– Нация как нация, – возразил справедливый Саенко, – не хуже всякой другой.

– Вы меня, батальонный комиссар, не пропагандируйте, – полковник даже покраснел. – Сам марксист! А нация, при всём том, я вам всё-таки скажу, паршивая.

– Неверно, – снова оторвавшись от котелка, возразил Худяков, – солдаты они храбрые, а это показатель».

Вот и в монгольских стихах Симонов чеканил:

…Да, нам далась победа нелегко.

Да, враг был храбр - тем больше наша слава.

Совсем не так будет он потом писать о немцах:

…Так убей же хоть одного!

Так убей же его скорей!

Финал «Товарищей…» - описание кровавого неба над Хинганом. Предзнаменование скорой большой войны.

Монголия не отпускала и после: в 1969 году выйдет документальная книга Симонова «Далеко на Востоке. Халхин-гольские записки».

 

«Край, где хочется начинать жизнь»

В 1946 году Симонов - в разгромленной Японии. Ехал освещать Токийский процесс над военными преступниками, а получилось - открытие Японии. Очарованный странник, он пишет «Рассказы о японском искусстве». Позже опубликует записки «Япония. 46», проникнутые уважением к культуре Страны восходящего. Будет вспоминать встречу с американским «ястребом» генералом Макартуром, посещение сожжённых атомными бомбами японских городов… Вот в Нагасаки Симонов входит внутрь мёртвого завода «Мицубиси»: «В тисках была зажата то одна, то другая работа, какая-нибудь шайба, болт, наполовину обпиленный… Всё это жило, работало, вертелось - все эти станки и приводы… люди стояли у всех станков и тисков… И вдруг - удар, и они все умерли».

…Осенью 1949 года военкор «Правды» Симонов - в Китае, где как раз завершается Гражданская, учреждается КНР и приходит к власти Мао. Побывав в том самом Ухане, о котором мир узнал из-за появления COVID-19, он пишет стихи «Переправа через Янцзы»:

Мы плывём на лодке через Янцзы -

Голубую реку,

я, переводчик

и ещё три человека.

Мы плывём на тот берег - в Учан

из Ханькоу.

А река!

Какая река!

Я ещё не видел такого!..

…1967 год. Симонов путешествует по Приморью и выпускает в ныне почившем Дальиздате книжечку очерков «Признание в любви». Пишет: «Может быть, я когда-нибудь ещё напишу книжку о Дальнем Востоке, а пока мне остаётся только признаться в любви с первого взгляда к этому краю, где с особенной остротой вспоминаешь о молодости… Это такой край, где хочется начинать жизнь». Во Владивостоке писателя особенно поразило коленопреклонение в День Победы. Эту традицию тогдашний командующий ТОФ Николай Амелько подсмотрел у болгар, рассказал о ней секретарю Приморского крайкома - фронтовику, Герою Советского Союза Василию Чернышёву. 9 мая 1965 года центральная площадь Владивостока, включая стоявших на трибуне, впервые опустилась на колено. Один из очерков Симонова так и назывался: «Город встаёт на одно колено…».

Во Владивостоке Симонов отыскал Ивана Лоскутова - прототипа героя своей поэмы «Сын артиллериста» Лёньки Петрова. О том, как лейтенант Лоскутов вызвал огонь на себя, Симонову рассказал в 1941 году на Севере командир артполка майор Рыклис - прототип майора Деева.

…Третий сигнал по радио:

— Немцы вокруг меня,

Бейте четыре - десять,

Не жалейте огня!

Лоскутов выжил. Освобождал корейский Сейсин (Чхонджин), служил во Владивостоке в штабе ТОФ. На доме по улице Гамарника, 24, где он жил, размещена памятная доска. В районе Емара именем Лоскутова названа улица.

 

В том же 1967 году Симонов снова попадает в Нагасаки и просит советского премьера Косыгина найти средства на восстановление русского кладбища, пострадавшего в том числе от атомного взрыва. На кладбище начиная с 1858 года нашли покой более 270 наших соотечественников – моряки военного, торгового, научного флота, пленные участники Цусимского боя… «Кладбище находится в крайне запущенном состоянии; оно грязное, неухоженное, без ограды, многие и многие плиты оббиты или расколоты… На плитах… написана история нашего Дальневосточного флота. История наших географических открытий. История освоения нами Приморья… Помимо уважения к памяти мёртвых, в данном случае возникает вопрос прямой политической целесообразности… Это кладбище - как бы ещё одно документальное подтверждение всего размаха наших открытий и исследований на Дальнем Востоке и в особенности в Приморье на протяжении второй половины ХIХ века. Именно это пытается сейчас ставить под сомнение китайская пропаганда…» - пишет Косыгину Симонов (письмо впервые обнародовал журнал «Родина» 1 ноября 2020 года). Деньги были выделены, кладбище – восстановлено. Оно поныне содержится в порядке.

В период боёв на Даманском 1969 года Симонов – снова в Приморье. Потом ещё будет цикл «Вьетнам, зима семидесятого…» - на дембель старый военкор не спешил.

Приёмная дочь писателя Екатерина Симонова-Гудзенко стала доктором исторических наук, возглавила в МГУ кафедру истории и культуры Японии. Внук Евгений Симонов занялся экологией Амурского региона… Случайно ли?

…Признание в любви должно быть бескорыстным. Гонорар за своё «Признание в любви» Симонов перевёл на сооружение памятника Арсеньеву и Дерсу в Приморье. Так что фигуры Капитана и Проводника, с 1972 года глядящие на город Арсеньев с сопки Увальной, - это память и о Симонове тоже.