Блокада Ленинграда: свидетельства очевидца

27 января — один из дней воинской славы России. В эту дату ровно 80 лет назад Ленинград был полностью освобожден от блокады, которая длилась 872 дня. Войска фашистских захватчиков окружили и отрезали город от всех путей снабжения 8 сентября 1941 года. Прорвать блокадное кольцо войскам Ленинградского и Волховского фронтов в ходе операции «Искра» удалось 18 января 1943 года. Точку в этом противостоянии Красная Армия поставила в январе 1944 года успехом наступательной операции «Январский гром».

Во время Нюрнбергского трибунала было озвучено число жертв блокады — 632 253 человека. Однако российские исследователи утверждают, что погибших — от одного до полутора миллионов человек. В частности, в октябре 2022 года Санкт-Петербургский городской суд удовлетворил иск прокуратуры Северной столицы о признании блокады Ленинграда геноцидом советского народа. В иске называлось установленное число погибших ленинградцев — 1,093 млн человек. На момент начала этих трагических событий в городе на Неве жили около 3 млн человек.

Розуля (с ударением на последнем слоге) Яхеевна Лысенко — жила в Ленинграде с родителями, старшим братом и младшей сестрой. В сентябре 1941-го она собиралась пойти в первый класс, но блокада нарушила эти планы: вместо первого класса пошли в бомбоубежище.

Папа купил мне такой хорошенький серо-голубой портфельчик. Он мне очень нравился, но его пришлось продать… До сих пор об этом жалею, — рассказывает Розуля Лысенко.

Семью Саляхетдиновых (фамилию Лысенко наша героиня взяла после замужества) горе не обошло — отец Яхья Савельевич, служивший санитаром на Ленинградском фронте, погиб недалеко от ставшего родным молодому татарину из Кызыл-Октябрьского района Горьковской области города в 1942 году. Мама Мария Ивановна и трое детей пережили самую страшную зиму 1941-1942 годов и были эвакуированы в июне 1942-го — сначала в Омск, а чуть позже в Новосибирскую область.

 

«Хоть бы не в нас!»

Всю зиму мы пролежали под одеялами, на полутораспальной кровати вчетвером — нас трое и соседская девочка Галя. Ходить просто не было сил. Мама получала дневную норму хлеба, по 125 граммов на каждого, и его съедали за один раз. Еще она носила в трехлитровом бидоне воду с Фонтанки, заставляла нас пить кипяток. А пить не хотелось, есть хотелось… Никаких игрушек у нас не было — до войны у меня с сестрой были куклы такие, резиновые… Их сожгли в «буржуйке»: в печку шло все что угодно, — вспоминает Розуля Яхеевна. — Холод хуже, чем голод.

Русско-татарская семья жила в Щербаковом переулке. Пока юная Розуля с братом Зинуром, сестрой Фридой и мамой были в эвакуации, в их комнату в коммуналке попал немецкий снаряд. Но сам дом уцелел и стоит, как говорит женщина, до сих пор. А сама она до сих пор может точно рассказать, чем отличается фугас от зажигательной бомбы:

Фугасная бомба попадает сразу в основание дома, там взрывается, и постройка складывается. А «зажигалка» падает через крышу на чердак, и начинается пожар.

Однажды семья не успела выскочить в бомбоубежище, находившееся в подвале дома. И восьмилетняя Розуля, видя летящую бомбу и ее угрожающее «ииииииууууууууууу», простодушно сказала вслух: «Хоть бы не в нас!». А дворник, стоявший рядом, назидательно произнес: «Та, которая в нас, — мы ее не услышим».

Из ярких впечатлений того времени — по радио, несмотря на все ужасающие тяготы блокады, шла детская передача — «Сказки бабушки Арины».

 

Блокадный рацион

А однажды мама принесла с рынка такую большую коричневую плитку. Я тогда не понимала, что это столярный клей и решила, что это шоколад. К тому времени умерла соседская девочка Галя, многие соседи поуходили… Из 15-ти человек, живших в нашей коммуналке, в живых остались шестеро. Кроме нас — еврейская девочка Сара и тетя Маруся, — продолжает Розуля Яхеевна. — И вот эту плитку мама поломала, и в маленькой кастрюльке, литра на полтора, варила столярный клей в «буржуйке». Разлила по тарелкам, сказала: «Ешьте». Раз мама сказала, значит, будешь есть все что скажут… И мы ели… Но это такая поганая еда — за всю свою жизнь хуже я не ела. Вот траву есть гораздо вкуснее. Любую траву, я вам скажу.

Столярный клей был не просто суррогатом еды, его надо было уметь употреблять в пищу. Выжившая блокадница рассказала, что многие по незнанию пытались его просто ломать и сразу есть, и погибали от этого.

4 апреля у Розули день рождения. Свое восьмилетие в 1942 году она запомнила по «солнышку, которое посветило с утра» и походу с сестрой в поисках остатков еды на помойку — мама выпустила на улицу. Там они нашли хребет от какой-то рыбы с головой… Очень удивились, что кто-то ест не только хлеб по карточкам… Но в последний момент Розуля испытала невероятное отвращение и не смогла съесть «находку»:

Мы все время думали только о еде. Я думала, вырасту большая — буду есть макароны и кисель. В Ленинграде было принять варить клюквенный кисель. А дома до войны макароны были редко, они начинали только в обиход входить. Мама сама делала лапшу по-деревенски.

В эвакуации тоже приходилось несладко. В сибирской деревне Саляхетдиновых определили на постой к одной семье, у которой и своих ртов хватало. Под жилье выделили баню, у которой, в отличие от дома, не было завалинки и она вся продувалась в холодное время года. Мама, Мария Ивановна, работала на ферме. С кормами было туго, и новорожденные телята часто умирали. Тогда в доме было немного мяса — синего цвета, совершенно безвкусного. Но — еда.

Там, в деревне, Розуля пошла в школу. Уроки сельская учительница вела одновременно для нескольких классов, поэтому и усвоить хоть что-то было трудно. Маленькая ленинградка запоминала на слух то, чему учили. Чернил у нее поначалу не было — науку вываривать сажу надо было еще освоить. Писали в тоненьких книжках между строк, потому что и тетрадей не было.

Тогда же, зимой 1943 года, пришла похоронка на отца — спустя полгода после его гибели. Где он похоронен, родные не смогли выяснить.

 

Дома — лучше

Узнав о снятии блокады в январе 1944-го, мать приняла решение возвращаться домой. Она смогла на какие-то заработанные деньги купить крошечного молочного поросенка. С месяц он спал вместе с детьми, а перед выездом его закололи. Розуле запомнилось, что мама сварила его, и ни кусочка не дала детям — все взяла в дорогу. А она была очень долгой.

В Ленинграде жить было негде, ведь часть дома, где была их комната, разрушилась после артобстрела. Скитались по разным углам. И даже тогда, после полного снятия блокады, голодали. Но хлеба уже было больше, да и овощи стали завозить в город.

В 1949 году Розулю взяли в спецучилище при индустриальном техникуме. Там она проучилась 4,5 года и по распределению отправилась в 1954 году во Владивосток. 37 лет проработала на «Дальзаводе». Здесь же, во Владивостоке, встретила своего будущего мужа, родила дочь — она врач, много лет трудилась хирургом, а сейчас занимается лечением детей с ДЦП. У Розули Яхеевны двое уже взрослых внуков, а недавно появился правнук.

В апреле этого года ветеран отметит юбилей — ей исполнится 90 лет. Последний раз она была в Санкт-Петербурге в 2014 году, на праздновании 70-летия полного освобождения города от блокады:

В тот день так Нева улыбалась, так хорошо было!

В Приморском крае сейчас живут около 60 человек, переживших детьми блокаду. Увы, с каждым годом их становится все меньше. Те, кто в силах, бережно хранят память о пережитом и передают ее следующим поколениям.

Знаете, меня часто приглашают в школы. И дети по-разному воспринимают: кто внимательно слушает, а кто-то разгильдяйничает. Но вот на днях была встреча — и школьники как один сидели молча, и потом подходили с вопросами. Наверное, то, что сейчас идет СВО, заставляет задуматься над нашей историей, а это важно, — считает Розуля Лысенко.